«Где живу, там и рай земной» ...
Инна Лиснянская. Ветер покоя

        Инна Лиснянская. Ветер Покоя. СПб.: Пушкинский Фонд, 1998. — 69 с.

        Творчество Инны Лиснянской, точнее, ее обширная книга «избранного» «Из первых уст» (1996) — недавно были основательно и умно проанализированы (см. Ст. Рассадин — «Поющая в бездне. Портрет поэта на фоне поэзии». — «Континент» #93). «У Инны Лиснянской — писал Рассадин — любовь узнаётся по боли; друзья — по неизбывной печали в глазах; сам собственный талант — по одиночеству и по жестокости к той, кому он отпущен».
        Новая книга Лиснянской «Ветер покоя» (стихи 95—97 гг.) — второй ее сборник в поэтической библиотечке санкт-петербургского «Пушкинского Фонда», предыдущий — «После всего» — вышел в 1994 году.
        ...Стихи Лиснянской, ее рождающаяся из года в год лирика — суть род постоянно ведомого дневника, и в этом есть что-то от творческой психологии Эмили Дикинсон: в небольшие лирические объемы укладывается — пропущенное сквозь душу — «трансцендентное»: «Кого бы я ни любила — Я любила себя, Кого бы ни хоронила — Я хоронила себя. Кого бы я ни жалела — Я жалела себя, /.../ И если вдуматься в это, Весь мир — это я сама». Поэтический эгоцентризм оборачивается своей противоположностью: плачем о мире. И наоборот — мировая проблема замыкается на себе. В такой творческой психологии — есть неисчерпаемость проблематики: это тема, которая бывает закрыта лишь вместе с жизнью. Число вариаций в окружности жизненного калейдоскопа не подсчитать.

        Пишу стишки простецкие
        Под маской дневника, —
        В них мысли мира детские
        И старости тоска.
        Так жизнь и смерть в таинственном
        Присутствии Творца
        Рекут в числе единственном
        От первого лица.

        Так, как пишет Инна Лиснянская, — сейчас уж не пишут: чаще всего стихотворцы учитывают внешний спрос. А метафора и сюрреалистическое искажение мира сделались теперь общим местом. На таком фоне лирика Лиснянской выглядит как свежая новость, которая, очевидно, и впредь не будет устаревать. Ибо текст лучших стихотворений поэта — уже собственно и не «текст», чья сорганизованность обязана культурной рефлексии и «усердию», а доверительное исповедальное слово. Большинство поэтов свое внутреннее я скрывают (по целому ряду причин, к сожалению, повторяю, не всегда бескорыстных) и через то — опосредованно — «саморазоблачаются», дефицит душевного тепла в современном творчестве налицо. «Мысли мира детские» у них либо вовсе отсутствуют, либо поданы в упаковке, соответственной дизайну конца ХХ века, либо «детскость» заведомо стилизована. Лиснянская, напротив: свою душу не прикрывает — а открывает, на «ярмарке тщеславия» у нее свой простой штучный «товар», хлеб насущный, а не «что-нибудь эдакое»:

        Не толкай меня в реку забвения
        За вторичное слово:
        Видишь, даже предмет — повторение
        Организма живого.
        /.../
        А скамеечка муниципальная —
        Точный слепок опенка.
        Пусть мне больше не снится Хрустальная
        Ночь и трупик жиденка.

        Замечательно в лирике Лиснянской именно сочетание камерного, интимного, частного — с прорывающейся вдруг эпикой, частной драмы — с трагедией бытия, что всегда получается у нее очень натурально, ибо такая она и есть. И такова, в целом, традиция русской «женской» поэзии.
        Ахматова как-то заметила, что или стихи «кто-то диктует», и тогда писать их «совсем легко, а когда не диктует — просто невозможно». Но есть, так сказать, разная степень отчетливости «диктовки»: иногда «кто-то диктует» почти не слышно, не разобрать, приходится улавливать и угадывать каждое слово. Многие стихотворцы даже научились буквально выхватывать из небытия «акушерскими щипцами» мертворожденные строки. Лучше всего, как Мандельштам, иметь силу воли дождаться, когда музыка зазвучит в полную силу, и лишь тогда фиксировать ее на бумаге. Но это оптимальный вариант (которого, впрочем, и сам Мандельштам не всегда придерживался). Большинство стихотворений Лиснянской, слава Богу, действительно «продиктовано», и если можно ей что-то ставить в упрек «по гамбургскому счету», так это то, что встречаются у нее и стихи не столько продиктованные, сколько «уловленные», т.е., в конце концов, не носящие характера конечной обязательности. Впрочем, назовите поэта, у которого таковых не имеется...
        Василий Розанов правильно говорил, что творчество русского писателя проходит «под углом Вечных Беспокойств». Нет их — нет и полноценного творческого мира. Пожалуй, водораздел между подлинным и мнимым в литературе лежит не между методами и стилями, но по линии бескорыстия, бескорыстного отношения к литературному делу — и именно под этим «углом». Лиснянская, повторяю, не выстраивает расчетливо свой образ вовне, но всегда остается сама собою. Живет как дышит, пишет как дышит — такова форма ее существования, ее «литературная школа», на уроки в которую стоит почаще заглядывать и тем, кто достиг большей, чем она, изощренности, которая, кстати, отнюдь не то же, что мастерство. Ибо тут есть чему поучиться: не столько сумме приемов, сколько, повторяю, моральности лирической речи.